Мы не последовали за русскими в том действительно хорошем, чего они добились. Напротив, стремясь сохранить обычаи предков, мы все более отставали. Улемы, увидев, как некоторые из нас, подражая русским, овладевают нужными нам науками, заголосили о том, что "…это явно говорит о близости конца света". При этом они апеллировали к религии, а потому и большинство народа решило, что образование в школах, учрежденных государством, является богопротивным делом.  

Но вот стали появляться и школы для булгар, обучение в которых велось на русском языке. Снова началось брожение умов. Нововведение стало дежурной темой для дискуссий и жарких споров. И на этот раз, как всегда, не обошлось без религии. Перед улемами возник вопрос: как рассматривать обучение на русском языке с теологической точки зрения? Является ли оно запретным, достойным порицания или все же допустимым? И вновь все это напомнило кукольные свадьбы прошлого. Не обременяя себя знанием того, чему учат в новых школах, некоторые однозначно заклеймили их словом "харам" (запретный); доходило даже до обвинения учащихся этих школ в безбожии (впрочем, среди улемов были и такие, кто одобрял обучение на русском, более того, утверждал, что оно обязательно). Естественно, в народной среде царила полная сумятица. Распространялись ложные слухи. Самые незначительные из них, переходя от одного населенного пункта к другому, приобретали зловещий смысл: "Всех обяжут учить русский язык, медресе закроют, двери мечетей заколотят, детей силой возьмут у родителей и будут обучать по-русски!!! А вы слышали, в городе N сын мусульманина учится в русской школе![…]А к одному мулле пришел некий русский и стал говорить, что нет никакой разницы между вашей религией и нашей! Боже, какой ужас! Тут еще одна соседка побывала в гостях и там услышала, что всех детей поголовно увезли невесть куда! Вот и Галяви-ишан говорит, что это добром не закончится…". Горесть и печаль завладели душами людей… По городам народ переставал торговать и вообще заниматься делом. В то же время сельские жители были в ожидании новостей из города. А новости-то день ото дня страшнее! Вот солдат вернулся со службы, а местный помещик показал ему книгу, в которой написано, что рано или поздно все народы будут одной веры! Конец света на пороге!

В городах мечети стали местом многочисленных собраний, а в деревнях устраивались сходы. Все требовали одного: направить послания самому царю, а в них прописать, что мы никогда не откажемся от нашей религии, хоть режьте! Слова "приговор"12, "депутат", "Петербург" стали наиболее популярными. А тут посыпались и сами прошения, адресованные в разные инстанции — от волостного суда до Сената. Рефреном в них звучало: "Убивайте, режьте, а от веры нашей не отречемся!". Правительство пребывало в полном недоумении. Тут же во все места отправлены были представители власти с целью разъяснить народу, что не может быть и речи о каком-либо посягательстве на права мусульман. Однако это никого не успокоило. Последовало новое требование — не допускать обучения на русском языке. Центр завалили прошениями, депутатов слезно умоляли помочь… Правительство поспешило заверить, что на русском будут учиться лишь желающие и никакого принуждения оно не допустит. Ну а русский язык нужен для пользы самих мусульман, так как они живут в тесном соседстве с русскими. У людей немного отлегло от сердца. Впрочем, вскоре распространились другие слухи, да какие жуткие!

Оказывается, жители одной из деревень составили приговор о строительстве церкви! В другом селе появился русский учитель, а еще в одном уже построено здание училища! По деревням пошел плач: стенания и вздохи раздавались отовсюду. Слухи дошли даже до стариков и старух, мирно дремавших на печах, и повергли их в ужасное волнение. Уезжать, немедленно все бросить и уезжать из страны! Жить здесь дальше невозможно. Убейте, но мы не отступимся от веры нашей! И снова приговоры, и снова прошения… Началась настоящая паника. Люди, совершенно потеряв голову, стали продавать вещи и готовиться к отъезду. Тут же нашлись советчики, поучающие, как это лучше сделать. Появились планы, маршруты. Некий аноним от имени какого-то Габдуллы из Медины13 распространял письма, где убеждал, что отъезд из России в данных обстоятельствах просто обязателен. Еще один доброхот пустил слух о легкой жизни в Стамбуле, будто бы по распоряжению султана эмигрантам будут раздавать едва ли не все, что они пожелают. Дальше — больше. Какой-то умалишенный увидел вещий сон. А вот еще, оказывается, старушка перед смертью слабеющей рукой указала сыну направление на юго-запад, т. е. на кыблу14!

Все эти слухи расценивались не иначе как прямые доказательства того, что остался лишь один путь – покинуть родную землю. Слова некоторых улемов о том, что учащимся в русских школах ничто не грозит и вообще религии не будет нанесено никакого урона, трактовались как явное затмение разума.

В конце концов, исход начался. Многие, продав скотину и раздав домашнюю утварь, двинулись в далекий путь. В аулах там и сям можно было стать свидетелем душераздирающих сцен прощания с пока остающимися на месте родственниками. Одни уезжали, покидая родителей, другие, наоборот, разлучались с детьми. Ежедневные картины прощания, сопровождавшиеся плачем и воплями, полное печали пение, громогласный такбир15 в мечетях — все это воспринималось чуть ли не как светопреставление. Читатель спросит: "Во имя чего люди, презрев все трудности и лишения, покинули родные места?". Так вот, многие из переселенцев были даже рады переносить все тяготы долгого путешествия. Их согревала мысль о том, что они пренебрегают собственным благополучием ради веры.

Правительство не препятствовало. Где это было возможно, его посланники пытались вести контр агитацию. Но волнение лишь нарастало, распространялись самые неправдоподобные слухи, число отъезжающих росло с каждым днем. К переселению стали готовиться даже люди, до последнего не решавшиеся на отъезд. Они с нетерпением ждали вестей от тех, кто покинул край отцов. Все надеялись, что эти вести будут хорошими, радостными. Ведь иначе и быть не могло! Из тех святых мест, куда направились переселенцы, и известия должны были приходить только добрые…

Однако на деле все оказалось далеко не таким безоблачным. Во-первых, некоторые переселенцы задержались в дороге — кто в Дербенте, кто в Батуми, кто в Севастополе и Одессе, многие в Баку. Безденежье не позволило им двигаться дальше. Они оказались в отчаянном положении: ведь и на обратный путь денег не было. Смятение овладело душами этих людей: что делать, куда идти? Если даже попробовать каким-нибудь образом вернуться, в родных местах все равно уже нет ни кола, ни двора. Скот и все имущество продано или роздано.

В такую ситуацию попали те, кто вынужден был остановиться на полдороги… А как обстояли дела у переселенцев, достигших вожделенной Турции? В Стамбуле их для начала поместили в карантин. Всеобщее возмущение было велико. По какому праву страдальцев за веру подвергают такому испытанию? Посыпались требования: долой карантин! Предоставьте нам участки земли и тягловых животных! Говорят, что некоторые даже просили дать им в пользование фруктовые сады.

Через месяц время карантина истекло. Но теперь у мухаджиров16 и денег не осталось. Где же обещанная земля, скот, сады? Ведь в бумаге ясно было написано: "Тем, кто захочет стать чиновником и с этой целью поступит учиться, будет выдаваться жалование". Выходит, все это ложь? А тут еще и турки пристали с вопросом: мол, зачем вы сюда приехали? А получив ответ: "Во имя сохранения веры, потому что нас стали обучать русскому языку и другим, совершенно ненужным нам вещам!" — только посмеивались. Да еще и приговаривали: "Вы сюда не ради религии, а по своему невежеству приехали…". Некоторые же прямо советовали: "Если хотите нам помочь, то работайте! Землю мы вам дадим в вилаете Кютахья.17 Садов для вас специально не разбивали, уж извините. А самое лучшее — возвращайтесь-ка на родину, в Россию, зарабатывайте своим трудом, и никто не будет задевать ваши религиозные интересы. Какой вред вы видите в изучении русского языка? Если бы вы жаловались на отсутствие обучения, мы бы вас пожалели, посочувствовали. Ведь на самом деле, избегая учения, вы отказываетесь от выполнения обязательного в Исламе требования. А еще объявляете себя переселенцами во имя Бога. То, что вы делаете — большая глупость!"

Возможно, если бы такие советы были даны мухаджирам еще в России, они возымели бы действие. Впрочем, там были люди, уговаривавшие паникеров не уезжать, однако таковых обвиняли в ренегатстве. А на самом деле ренегатами, вероотступниками были как раз те, кто подвигнул массу людей к исходу! В конце концов, все поняли, что нужно было жить в родном краю, а не отправляться невесть куда, да, к сожалению, поняли поздно. Те, кто побогаче, все же сумели вернуться. А вот бедняки так и остались там, на чужбине, прозябая в нищете, с тоской по родине и близким.

Особенно несладко пришлось тем, кто при подготовке к отъезду распродал все имущество. Начинать жизнь сначала — вот чем им пришлось заняться. Счастье, что они не успели уехать в Турцию, а поэтому, в конце концов, выдержали все тяготы, да и годы тогда выдались урожайными. Однако у каждого из них в душе осталась рана, кровоточившая еще долгие годы.

Жизнь продолжалась, дни шли бесконечной чередой. Ни изменений, ни нововведений не наблюдалось. Хотя в Казани работали типографии, в которых можно было печатать самые разнообразные книги на любом языке, помимо религиозных трактатов издавались лишь совершенно бесполезные книжки, такие как "Сайф-аль-мулюк"18 или "Кыйсса-и-Юсуф"19. А вот совершенно необходимые для нормального развития научные труды, художественные произведения, театральные пьесы практически не появлялись. Обыватели, впрочем, были довольны: "Слава Всевышнему, спокойно живем". Но долго так продолжаться не могло. Как молния разнеслась весть о новом методе обучения. Люди даже не поняли, о чем речь, то ли "усул-и-изит", то ли, "усул-и-язид"20! Пошли разговоры, что старые учебные трактаты выводят из практики и вместо них обучают по новым, написанным современными авторами. Но ведь это скандал! Спаси нас, Всевышний, от новаторских бед! К тому же эти новоявленные авторы вышли из нашей же среды. Форменное безобразие, позор! Они во всеуслышание дискредитируют старый надежный метод обучения, отказались от "абджада"21 и не учат детей по слогам. А какой же это порядок, если в мектебах и медресе не будет слышно милого воркования малых ребятишек — "тый, сын, тэ, тый, сын, тэ…"22. Неужели конец света так близок? Ведь каждый день появляется какая-то новая ересь! Кто бы мог подумать? Самое время призвать на помощь шейхов и ишанов…

Само собой, и улемы начали конфликтовать между собой. Консерваторы в пух и прах раскритиковали новый метод. Ведь если вести обучение согласно ему, то все научатся читать, а это сущая катастрофа! Все начнут читать, а значит, будут самостоятельно узнавать все, что необходимо. Не останется нужды в визитах к мулле. Ведь до сих пор на меджлисах23, если кто-то пытался высказать свое мнение, его тут же одергивал мулла: "Эй ты, невежда! Слушай, что написано в книгах, и не неси всякую чепуху!". Все тут же умолкали. А теперь…что будет теперь? Никакого уважения к улемам не останется, ведь все будут читать, овладевать знаниями, которые считались исключительной монополией улемов. А что это, как не знамение конца света?

Вообще, новый метод обучения произвел на общество действие, которое оказалось гораздо сильнее всего, что было раньше. А все дело в том, что новаторы появились среди наших соплеменников. Поэтому и число их сторонников было не меньшим, чем количество противников. Вскоре в городах стали открываться джадидские школы. Улемы горячо обсуждали это явление. В языке обывателей тема нового метода заняла место обычных разговоров о цене на рожь и шкуры. Четвертая "кукольная свадьба" по своему масштабу не уступала прежним. Инфантильные баи приняли в ней живейшее участие. Появилось много новых суждений, каждый пытался высказаться оригинальнее других. К несчастью, и газеты не остались равнодушными к предмету. Обыватели немедленно заинтересовались периодической печатью: "Ну и что пишут в газетах? Небось, хвалят сторонников джадидистов?" В результате все больше углублялся конфликт между улемами. Повсеместно слышалось: "Ах, проклятый гяур! Джадидский метод — это запретный метод! Не верьте газетчикам, что они могут знать! Недавно некий ишан говорил с таким новометодником на пароходе, так знаете, что тот сказал? Вы не поверите: он утверждал, что земля круглая!".